Я сделала маммопластику грудь не болит

Фото: Татьяна ХессоНаучно-практический центр хирургии клиники «Семейная»

Три недели назад я сделала операцию по увеличению груди. Больше всего я боялась рассказать об этом маме. Ну то есть как? Она знала, что я хочу этого примерно лет 17 — сразу после того, как родилась первая дочь. Мы часто это обсуждали, как это принято у мам с дочерьми, когда разговор заходит о теле, взрослении, изменениях: почему я седею, откуда морщины, почему на коже растяжки, от чего у меня прыщи, почему мои волосы начали виться, у кого еще в нашей семье зеленые глаза, почему торчит живот после родов и как это поправить — и еще миллион вопросов и размышлений про все на свете, связанных с физиологией.

Мне повезло с родителями, потому что запретных тем в наших разговорах не было. И тем не менее я молчала, как партизан, о том, что согласилась на операцию по пластике груди — все-таки наркоз, больница, анализы. А когда все произошло, я ужасно испугалась: вдруг мама не одобрит или, чего хуже, осудит?

Я родила дочь в 18 лет. Примерно с полгода я слушала рассказы мамы и ее подруг, как мое тело быстро придет в порядок и будет «как прежде». Но это было стопроцентным враньем: мое тело изменилось, и никакого «как прежде» больше не было и не будет никогда. Отчасти еще и потому, что так рано иметь детей значит расти вместе с ними. Во время беременности я вытянулась на 4 сантиметра, а потом еще добрала пару сантиметров в промежутке с 19 до 22 лет. Почти сразу после родов я похудела — с меня слетела чудная подростковая припухлость, начали быстро расти волосы, кожа стала взрослее. И мне все в себе очень нравилось, кроме одного — груди.   

И вопрос не в размере. Маленькая грудь, на мой взгляд, секси, мило, плюс невероятная свобода в выборе одежды. Меня же не устраивала форма и асимметрия. Я иногда, посмеиваясь, говорила, что грудь — это еще одна пара глаз женщины. И у меня один глаз веселый, а второй — грустный. Смех смехом, но позволить себе свободу в одежде я не могла: приходилось носить бюстгальтеры, которые большинство производителей считают правильными делать с поролоном, а это жарко, глупо и вообще как-то нечестно. Особенно когда ты находишься в поиске отношений. Ну вот представьте себе: дружите вы, ходите на свидания, потом секс, ты раздеваешься — а там, во-первых, совсем ничего нет (сюрприз!), а во-вторых, тебе самой не нравится.

В «самой не нравится», собственно, и кроется ответ на вопрос «Зачем?», который мне задают чаще остальных. Обычно он идет вместе с «Ты разводишься?», «У тебя любовник?», «Выходишь снова замуж?», «Что-то не устраивает в сексе?» Опыт показывает: личная жизнь и принятие собственного тела — совсем разные истории.

Могут смениться мужья, семьи, образ жизни, но вопрос взаимоотношений с самим собой и своим телом остается. Только ты и никто другой надеваешь каждый день на себя одежду, смотришь в зеркало, стрижешься или отращиваешь волосы, ходишь в маникюрный салон, занимаешься спортом, сидишь на диете и мажешь лицо кремом. Конечно, все эти пункты связаны с вопросами отношений, но также имеют непосредственное отношение к работе и карьере, к тому, что принято в компании близких друзей, и особенно к тому, что лично ты считаешь красивым и важным для себя.

Внутренние мотивы, стыд и публичность

Готова ли я об этом писать текст, говорить друзьям и отвечать на вопросы?

Перед тем как писать текст про операцию, я сделала на facebook маленькую закрытую группу и спросила у тех, чье мнение мне дорого, что бы они хотели прочитать в моем тексте про пластику груди. А до операции я спрашивала друзей и коллег, что они думают насчет публичного разговора об этом. Реакция людей меня удивила. Практически все мужчины сказали мне: «Конечно! В чем проблема? Очень круто, иди, делай, говори и ни о чем не думай. Это вообще психотерапевтическая штука — увидишь, как изменится твое отношение к себе!» Практически все женщины, услышав об этом, сначала молча ощупывали свою грудь, а потом начинали отговаривать: ну о’кей, если тебе так надо делать — делай, но зачем об этом говорить публично, зачем устраивать из этого шоу?

Мне же кажется важным спокойный и взвешенный разговор на тему пластической хирургии, принятия своего тела и готовности к изменениям. Перед операцией, да и после тоже, я прочитала чудовищное количество форумов, где женщины делятся своими впечатлениями. Все это выглядит как анонимные комментарии к видеопаблику Навального: либо восторженные отзывы, в которых ни грамма критики и анализа, либо бесконечное нытье и критиканство без аргументов.

Мне очень не хватало живого человека, с которым можно было бы спокойно обсудить, как все устроено, как это выглядит, к чему надо быть готовой, как перестроить свой режим, как разговаривать об этом со своими детьми и надо ли вообще это делать. Я бы хотела для кого-то стать таким живым человеком: я готова отвечать на вопросы об операции.

Фото: Татьяна ХессоНаучно-практический центр хирургии клиники «Семейная»

Зачем и почему?

А еще такие вопросы разом: чем меня не устраивает концепция бодипозитива — прими себя таким, какой ты есть? Не сошла ли я с ума? Неужели я не уверена в себе настолько, что готова «лечь под нож»? Не станет ли операция триггером идеи бесконечного «улучшайзинга»?

Ответы на эти вопросы я искала вместе с психотерапевтом. Важный момент: врач специализируется на телесно-ориентированной психологии, поэтому разбор ситуации прошел довольно быстро. Для меня лично, как оказалось, самой сложной была мысль: «А что будет в старости?» Воспитанная на идиотском анекдоте про женщину, которая сделала себе две татуировки на груди с портретами Ленина и Сталина, я искренне переживала, что станет с моей грудью, когда мне будет 90 лет и я буду немощной старушкой. Будет ли грудь портить мне оставшиеся дни? Может, с ней будет тяжело, она будет на что-нибудь давить, повиснет двумя мячиками? Отчего-то я была уверена, что искусственная грудь всю жизнь будет казаться мне ненастоящей.

Сейчас, когда прошло две недели после операции, совершенно понятно, что грудь не воспринимается как чужая. Она моя собственная. К старости она не будет выглядеть неестественно, потому что прямо сейчас имплант зарастает соединительной тканью. Заниматься «улучшайзингом» и бегать на операции по изменению груди раз в пять-десять лет я не собираюсь, хотя статистика показывает, что примерно треть женщин возвращается в клинику за переделками. Отчасти как раз потому, что прямо сейчас я чувствую, как все заживает, меняется, становится родным. А еще меня вполне устраивает мысль, что у меня пожизненная гарантия на импланты.

С бодипозитивом вообще оказалось все просто. Оказывается, я забыла его главный слоган. Он звучит так: «Мое тело — мое дело».

Случилось ли что-то, о чем я не думала раньше?

Есть одна очень интересная мысль, связанная с новым телом, которую мне подарил мой друг. Он заметил, что женщины, прошедшие через операцию, перестают воспринимать грудь как интимную часть своего тела, она становится украшением, достижением, а украшениями принято хвалиться, демонстрировать их. В некотором роде это история про потерю стыда, которую я пока еще не переживала, но записала себе как то, что может случиться со мной и с чем надо быть осторожнее.

Фото: Татьяна ХессоНаучно-практический центр хирургии клиники «Семейная»

Физиология: как все устроено

Насколько это больно?

Первое, о чем я начала говорить с врачом, обсуждая операцию, был как раз вопрос боли. Он пугал меня больше всего.

Хирург Дмитрий Мельников попытался отшутиться, что, дескать, детей рожать и зубы лечить не боитесь, а тут трясетесь. На что я ответила, что, например, в Израиле есть институт боли, который исследует то, как люди переносят неприятные ощущения, и что вообще-то было бы правильным понятно объяснить, что меня ожидает.

Ответ, который я получила, меня не удовлетворил, — каждая женщина переносит операцию по-разному, — но утешил, поскольку Мельников дал стопроцентную гарантию, что обезболивание я получу в достаточном количестве.

Сейчас, когда все уже случилось, мне понятно, что хорошо делать пластику груди после рождения детей, потому что по болевым ощущениям это похоже на начало лактации: грудь горячая, болит спина, давит поясницу. И именно потому, что чувства схожи, переносятся они легко.

Сколько времени нужно на операцию?

Ровно четыре дня. В среду ранним утром я сдала анализы. Операция была в четверг, из клиники я вышла вечером в субботу и тут же отправилась на день рождения. На работу пришла в понедельник. В пятницу села в самолет и улетела.

Признаться честно, я вообще рассчитывала, что даже ночевать в клинике не буду. Во-первых, потому что клиника очень серьезная — здесь не только делают пластические операции, но и лечат целый спектр тяжелых заболеваний. А тут я со своими сиськами. Наверное, все ко мне будут относиться с легкой степенью брезгливости. Во-вторых, я была абсолютно уверена в том, что раз уж это пластическая хирургия, где главное — минимальное количество швов и вмешательств, то я быстренько приду в себя и смотаюсь.

Фото: Татьяна ХессоНаучно-практический центр хирургии клиники «Семейная»

В первом пункте я ошиблась капитально: никогда раньше я не испытывала такого внимательного к себе отношения, как в «Семейной» — здесь врачам и сестрам не важно, с какой проблемой ты пришел, — все к тебе будут относиться одинаково уважительно и серьезно. Кроме того, видно, что между врачами и сестрами дружеские и доброжелательные отношения: все смеются, подшучивают, приободряют друг друга. Словом, ты будто не в больнице, а в загородном доме, где друг друга давно знают, все спокойно и некуда торопиться.

Во втором пункте ошибка заключалась в словосочетании «быстренько приду в себя». Я очень медленно выходила из наркоза, фактически провалившись в сон на двое суток. Врачи, посмотрев на меня, сказали: спи здесь, а мы понаблюдаем.  

Как делают операцию?

В зависимости от того, что вам предстоит (увеличение, подтяжка, уменьшение груди) и какие у вас физические данные, операция выглядит по-разному. Размер шва минимальный — только вокруг ареолы. Если у вас есть кисты в груди, все это на операции бережно вычищается.

Есть ли противопоказания?

Это решает врач на основе гигантского количества анализов: кровь, моча, рентген легких, ЭКГ, УЗИ молочных желез. В целом, если вы в принципе здоровы, противопоказаний нет.

Что можно и что нужно делать с грудью и с собой после операции?

Три-четыре недели подряд нужно носить компрессионное белье — это такой тугой бандаж, который уже на вторую неделю начинает чудовищно бесить. Медицинское белье — это искусственные ткани, которые могут вызывать раздражение. Понимаю, что это звучит смешно, но тем не менее это то, что причиняет ужасный дискомфорт.

Ровно месяц нельзя таскать детей на руках, носить сумки из магазина и вообще делать тяжелую физическую работу.

Фото: Татьяна ХессоНаучно-практический центр хирургии клиники «Семейная»

Спать только на спине. Это, кстати, самое сложное: люди редко спят на спине. Врач меня предупреждал, что хуже всего переносятся не временные физические ограничения, а привыкание к тому, что внутри тебя находится инородное тело — только через год-полтора ты перестаешь думать об этом. Но я, честно говоря, вообще об этом не думаю. Зато с трепетом жду, когда же можно завалиться на живот, — это случится через два-три месяца.

Беременеть можно через год после операции. Кормление возможно, если вы этого хотите. Чувствительность сосков снижена первое время, затем восстанавливается, причем преступно быстро: я рассчитывала, что впереди месяца три-четыре тишины и покоя.

Какая грудь на ощупь?

Обычная живая теплая грудь, что страшно удивляет даже меня саму. Она плотная, но эта плотность похожа на то, что происходит с молочной железой в лактационном периоде.

Выбор врача и клиники

Сколько стоит и куда идти?

Несмотря на то что я много лет собиралась сделать пластику, я не решалась, потому что не понимала, как выбрать клинику и врача (с деньгами все было понятно: операция повсеместно стоит от 250 до 400 тысяч рублей). Больше всего меня страшила мысль, что у доктора будут другие представления о прекрасном, чем у меня, и он, пока я в отключке, «наваяет красоту».  

Есть мнение, что можно посмотреть на фотографии до и после, которые выкладывает доктор или клиника, и таким образом составить свое впечатление. Со мной это не сработало — я все время думала только одно: «часы патриарха, чудеса фотошопа, не верю».

Еще говорят, что нужны рекомендации подруг или знакомых. Но откуда их взять, если никто не делает? А те, что сделали, в целом находятся в иных эстетических директивах, чем ты: каблук, губы, нос, жесткий блонд, гигантская круглая грудь.

Фото: Татьяна ХессоНаучно-практический центр хирургии клиники «Семейная»

Я решилась только в тот момент, когда речь зашла о спецпроекте с Научно-практическим центром хирургии клиники «Семейная» на сайте «Сноба».

Я подумала так: клиника, которая готова на это пойти, точно уверена в том, что я выйду довольной и здоровой. Они не боятся огласки. Они готовы работать со мной не на условиях бартера: «Мы вам операцию, а вы про нас пишите», — а в обычном рекламном договоре, где я становлюсь автором материала, получающим за текст гонорар. К тому же «Семейная» — не клиника пластической хирургии, а сеть частных медицинских клиник самого широкого профиля. В том же здании, где я оперировалась, проходили лечение женщины с онкологией, которые решают довольно распространенную проблему в России: редукция молочной железы.

Дело в том, что в мире принята следующая схема: если у пациентки находят операбельную опухоль, то одновременно с иссечением тут же делается реконструкция. Это важно сделать для того, чтобы не было несимметричной нагрузки на позвоночник: грудь все-таки весит свои граммы и килограммы. А еще для пациента в послеоперационном состоянии важно чувство, что с ним теперь все в порядке, все хорошо, он по-прежнему красивый. В России эта схема не очень распространена, поэтому женщины стараются оперироваться в тех клиниках, которые умеют и с опухолями работать, и с химиотерапией, и делать красоту, то есть чаще всего за пределами родины. НПЦХ клиники «Семейная» — одно из редких исключений, где делают все и этим очень гордятся. Так я стала их пациентом.

Надо ли выбирать врача, с которым у вас общие представления о прекрасном?

Мы с врачом Дмитрием Мельниковым разные: он уверен, что грудь должна быть большая, а соски маленькие, я с ним категорически не согласна. Однако жить с грудью мне, а не ему, поэтому я просто сформулировала то, что считала важным для себя: самый маленький из возможных размеров, не менять форму ареолы, оставить расстояние между грудями. На том и договорились, хотя Мельников для проформы побухтел, что так операции не делаются: «Есть два типа психологических противопоказаний к операции. Когда пациентка считает, что вся ее жизнь зависит от ее внешности, и когда приходит пациентка, как ты, и говорит: хочу, чтоб было красиво, но не хочу ничего менять».

Взаимоотношения с близкими

Как попросить о поддержке близких?

Фото: Татьяна ХессоНаучно-практический центр хирургии клиники «Семейная»

Я была готова к тысяче и одной шутке про мою новую грудь среди друзей. Но не была готова к тому, что мне будет так важна поддержка. Я раньше думала: сиськи, нос, живот — это же блажь, а за блажь надо платить.

Опыт показал, что вообще не важно, блажь это или что-то серьезное: когда нам тяжело и плохо, все мы хотим поныть и посмеяться над собой. И очень здорово, когда рядом есть муж, друг, подруга, сестра — нежный человек с хорошим чувством юмора.   

Надо ли рассказывать об операции детям?

Я рассказала детям о том, что буду оперироваться, за два месяца до часа икс. Мне показалось довольно странным поставить их перед фактом или, например, вообще не говорить. Мы живем в одном доме, они таскают мою одежду, мы обнимаемся, вместе плаваем в море — они не могут не заметить.

Старшая дочь отреагировала очень спокойно, мы даже весело обсуждали, не сделать ли пятый размер, и отправляли друг другу идиотские гифки в телеграме.

Младшая дочь очень переживала. Я спокойно объяснила, что сделаю все аккуратно и красиво, что это не будет чужая грудь, а моя собственная. Оказалось, самым трудным было договориться с девятилетней Агнешей, чтобы она не разболтала об операции моей маме:

— Я сама расскажу ей. Это моя жизнь, мое тело, подожди чуть-чуть, а потом поговорите про это с бабушкой.   

— Да-да, — со вздохом сказала Агния, — твое пространство нельзя нарушать.

Что до сих пор не знают о вас родители?

Я помню, как много лет назад мы задавали этот вопрос участникам проекта «Сноб» и кто-то взрослый сказал: «Что я курю, но этот ответ нельзя публиковать». Это, конечно, прежде всего, попытка уберечь близкого тебе человека от ненужных ему волнений. Я тоже, пока лежала в клинике, молчала, как партизан: мама будет переживать за меня, покупать йогурты, которые я ненавижу, ездить ко мне через весь город.

Когда пришла в себя, я просто напросилась к ней в гости. Сказала, что у меня есть для нее новость, и расстегнула рубашку. И мама сказала: «Какая красота! Передай доктору, что он молодец».